СПХУ. Нарвская. Часть 1.
Июнь 7, 2011
При переезде в новое и пока не слишком готовое общежитие на Нарвском проспекте я подписал свои коробки словом «Base». Друзья, помогавшие мне их носить, шутили что надо, как и написано, нести коробки «на базу». Несомненно, после общежития на Звездной мы почувствовали себя намного комфортнее. Чистые стены, покрашенные в светло-желтый цвет, запах нового линолеума, новая плитка в коридорах, на кухнях и в туалетах, новая сантехника — все это было необыкновенно приятно. Мы начинали забывать про крыс, тараканов и мышей. Первое время после переезда не работали некоторые душевые. По утрам и вечерам в душ выстраивались очереди. Актовый зал в здании общежития был абсолютно не готов — он был закрыт. Между братской и сестринской половинами общежития вместо двери одно время была целлофановая перегородка, в которой братья очень скоро проделали дыру. В каждой комнате теперь жило в основном по два человека, что благотворно сказалось на психологической атмосфере. Стиральные машины установили в подвале общежития, и мы с сумками грязного белья спускались туда, где кроме этого потом стало возможным поиграть в настольный теннис. В обеденный перерыв многие выходили на улицу поиграть в волейбол. Рядом с учебным корпусом была натянута сетка и студенты были весьма рады оттянуться и оживить свой кровоток между уроками. Сразу после переезда на улице вокруг зданий не было никакой плитки, мы выходили на субботники, убирали мусор, вырывали бурьяны. Помню, как доставало всех наличие мусорных баков рядом с входом на территорию СПХУ, после бомжей или ветра нам приходилось лицезреть горы мусора на нашем пути в здание. Со временем, наверное, получив разрешение, провели тропинку напрямую от калитки СПХУ к углу нарвского проспекта и бумажной улицы минуя эту мусорку.
Атмосфера в университете после переезда изменилась. После отъезда Виктора Авдеева в США на его место ректора СПХУ пришел Федор Мокан, который был ближе к народу, так сказать. Как-то незаметно студенты получили достаточно много возможностей влиять на администрацию университета. Должность студенческого декана существовала для облегчения коммуникации студентов и администрации. После того как с этой должности ушел Сергей Самойленков (он стал пастором церкви Логос), преподававший гомилетику, на нее заступил Анатолий Ремезов, сам бывший студент, недавно закончивший магистратуру. Братья, особенно из Сибири, повадились ходить раз в неделю в баню, и не побоялись приглашать Федора Мокана и Александра Негрова, тогда бывшего деканом по учебной части. И эти мужи не побоялись принять приглашение, и я до сих пор помню это славное мужское сидение в бане, расположенной на набережной Обводного канала. Каждое еженедельное университетское собрание в маленьком зале учебного корпуса вызывало живейший интерес именно в силу смены власти и неустойчивости ситуации. Возможно именно на этой волне и я, будучи редактором студенческой газеты, совершил несколько серьезных ошибок. В частности наша газета поучилась столь критической, что спонсор, жертвовавший на выпуск газеты, внезапно прекратил нас поддерживать. Кент Иби, тогдашний «паблик рилэйшенс», с сожалением сообщил мне это после какого-то очередного разгромного номера. Не был миролюбивым и студенческий «боевой листок» под названием «стэплер», который я придумал исключительно для решения внутриуниверситетских проблем. Я рассовывал их в персональные студенческие ящики, отказавшись от выставления напоказ наших недостатков перед всем миром. В других христианских учебных заведениях, например в Донецке (ДХУ) или в Одессе (ОБС), студенты, по моим сведениям, даже близко не обладали той свободой, которую мы имели в СПХУ в выражении своих мыслей и желаний. С другой стороны администрация СПХУ поступила мудро не прибегая к репрессиям за инакомыслие: отношения были сохранены, жизнь и учеба продолжались в здоровом духе. Явно это было видно из одного из студенческих вечеров юмора, где актерскими талантами блистали Павел Шатров, Роман Ким, Павел Рагозин, Николай Пастухов. На том вечере в маленьком актовом зале, забитом до предела, между администрацией и студентами не чувствовалось никакой дистанции. Со временем, когда студенты высказались по всем вопросам, которые их интересовали, например, о качестве преподавания, отработке за обучение, вопросам духовного общения и так далее, огонь постепенно угас и все вернулось в свою колею.
Последней моей попыткой что-то изменить, которая окончилась полным фиаско, было привлечь студентов к обсуждению богословских доктрин. Я понял, что это последнее, что могло бы влить «свежую кровь» во внезапно обмякшее студенческое общество. К сожалению, я и сам не был готов к так высоко поднятой планке, которая могла бы сделать из университета настоящую богословскую школу, влияющую на церкви и мирское общество. Во-первых, это шло в разрез с могущественным попечительским советом и баптистской общиной, которую он представлял. Всякая свобода мысли для больших организаций потенциально опасна. Во-вторых, мало кто из студентов был в состоянии смело переложить свои мысли и чувства на язык доктринального или иного богословия. Я до сих пор думаю что это был единственный стоящий риска путь, не ступив на который христианство постепенно вязнет в трясине повседневной суеты и интеллектуального бездействия. При такой пассивности в наши дни самым эффективным видом служения является христианская педагогика для детей, а самыми эффективными служителями — учители воскресных школ. Возможно, именно выпускники отделения христианской педагогики СПХУ являются сегодня более плодотворными в служении Богу чем выпускники параллельной богословской кафедры, которые по разным причинам не могут во всей полноте применить свои знания в церквях.
