Байконур, молодость
Апрель 27, 2011
Школьный выпускной вечер прошел скучно. Поскольку я не пил, не предавался тогда необузданной страстям, то единственным запомнившемся в ту выпускную ночь было то как мы во дворе школы в темноте играли в волейбол. Я со своей серебряной медалью готовился поступать в МАИ, а точнее в его филиал в городе Ленинске, сейчас это Байконур. Экзамены на дневное отделение я завалил, что было, конечно, очень неприятно. Но МАИ мне понравился, я увидел некую перспективу для себя и решил в этот же год поступить на вечернее отделение. Репетиторов я не переносил и готовился к экзаменам сам, но уже не болея звездной болезнью. Должен был сдавать математику и физику. Я поступил, сдав все на четверки. Разумеется после первого семестра я хотел перевестись на дневное отделение.
Меня приютила одна семья, наши семейные знакомые. Со временем я стал им мешать и после какой-то неприятности по моей вине они попросили меня съехать и нашли мне квартиру. Там жила одинокая женщина лет пятидесяти. Квартира была обставлена несвежей мебелью семидесятых годов, сама вдова была явно не из интеллигенции, частенько прикладывавшейся к бутылке. Наиболее яркие воспоминания, связанные с Байконуром навсегда будут о лете и зиме. Неимоверная летняя жара правила асфальт на дорогах и начиналась часов в девять утра. А спокойно проспать летнюю ночь без кондиционера мог далеко не каждый. Недаром вокруг Байконура лежит пустынная и выжженная степь. А зимой при достаточно сильных холодах часто налетал злой степной ветер, и несколько микрорайонов Ленинска скрывала под собой метель. Вот под завывание ветра и при почти сибирских морозах я познакомился с творчеством Александра Розенбаума. Пластинки с его песнями остались от покойного мужа вдовы. Розенбаума много пел о Петербурге. Я и представить не мог что проживу в Питере семь лет. К сожалению долго я на той квартире тоже не прожил из-за какого-то конфликта. Я перевелся на дневное отделение МАИ и переехал в старую общагу на одной из центральных улицах города. Так началась моя взрослая жизнь.
На пятом этаже где селили первокурсников не работало отопление. Мы спали в шапках. Соответственно летом ночами мы мучились от жары и комаров, от которых ничего не спасало. У нас водились мыши и туалет был настолько загажен что мы предпочитали задерживать дыхание, когда проходили мимо туалетной двери. Бедность и запустение были свойственны для всего города во время распада Советского Союза. Я помню как начались перебои с хлебом. Около пекарен выстраивались огромные очереди. Я покупал хлеб и был очень рад покрытым подпаленной коркой булкам. Первые два года я учился на пятерки. Меня привлекали компьютеры. Однако не те огромные машины с перфораторными картами или с огромными бабинами, а IBM: 286, затем 386, 486 модели. Ну и так-далее. Привлекали как игры (например wolfenstain 3d) так и программирование на Паскале и Си.
До поры до времени я держался подальше от общаговских пьянок. Я учился, читал исторические и философские книги, слушал Beatles. Со временем я познакомился с однокурсниками, которые были ближе мне по социальному статусу и интеллектуально. Все началось с рок-н-ролла. На четвертом этаже МАИ находилась маленькая комнатушка с ударной установкой и гитарами, оставшимися от комсомола наверное. Им был нужен басист и я вызвался играть. Алкоголь, сигареты и травка были атрибутами не только студенческой тусовки, но и самой рок-музыки. Так что я перестал быть ботаником и стал вживаться в образ. Другой важной частью моей жизни был футбол. Меня захватывали футбольный баталии между курсами, я был нападающим и достаточно много забивал в ворота противников. Мне было интересно все новое и поэтому я начал ходить в тренажерный зал с моим приятелем-качком. Несмотря на скудное питание и отсутствие витаминов я набрал приличную форму. Я не щадил себя, не обременял осторожностью, подобный образ жизни свойственен молодости.
Я подружился с сыном одного из начальников на космодроме и он мне подкинул пустую квартиру на улице Советской Армии, где я чувствовал себя гораздо лучше чем в общежитии. В то время я любил заходить в библиотеку Дома Офицеров, посидеть в пустых залах стиля 40-х 50-х годов за лампами с зелеными абажурами. Читал в основном исторические материалы о России. Мне тогда казалось что я — русский, что я как никто другой понимаю душу России и буду частью ее судьбы. Я с большим воодушевлением поехал в Москву (в первый раз в жизни) с целью перевестись в Московское МАИ. Мы (я, мать и сестра, поехавшие со мной) остановились у знакомых на Новом Арбате. С самого первого взгляда меня поразила самооценка и чувство избранности москвичей. Когда я пришел в главное здание МАИ, разговаривающий со мной спросил у меня о московской прописке, и когда я ответил что ее у меня нет, он как-то высокомерно рассмеялся. Мой внутренний протест и неприятие подобного отношения до сих пор выражается в моей неприязни к Москве. Я поэтому и не захотел прилагать усилий чтобы остаться в этом городе. В один из вечеров я сходил на митинг позади Белого Дома. Стояли какие-то националисты с черно-желтыми флагами, высоко на балконе стоял Ельцин и как-то не совсем искренне кричал: «Росс-и-я! Росс-и-я!». Была годовщина путча и Арбат был забит народом, они выпивали и закусывали, поминая погибших под танками. Я чувствовал некое единство, однако с тех пор уличная политика
не вызывала у меня особого интереса. По одному из московских телеканалов показывали весьма реалистичный фильм о русской деревне. Я поразился русскому убожеству, все мои мысли о жизни русской интеллигенции были вытеснены реальностью, и похоже, навсегда.
Я вернулся в Байконур, переехал в другую квартиру в более новом доме. Она мне понравилась, однако в первую же ночь я проснулся стоящим у окна и стучащим по окну с криком «выпустите меня отсюда!». Со мной подобное случалось чрезвычайно редко и я понял что с этой квартирой у меня будут связаны неприятные воспоминания. Кто-то мне подарил котенка. Он был совсем маленьким, однако я чрезвычайно выходил из себя когда не мог его заставить гадить в песок, я готов был его прибить. Я жестко брал его, сдавливал, кричал на него, смотря в глаза. Он сбежал от меня, конечно. И я в глубине души поражался своей жестокости. Я только что не давал волю своей ненависти и непонятной ярости. Учеба практически ушла из поля зрения. В своей квартире я проводил вечеринки, курил травку. Мои друзья конечно начинали замечать что я опускаюсь на какое-то дно. Единственной положительной стороной было то что я с утра и до вечера общался, стремился к друзьям. Некоторое время спустя меня стали посещать странные видения во снах, я погружался в темный мир фантазий. По натуре являясь скрытой харизматической личностью, я плохо повлиял на некоторых моих друзей.
Как раз в это время у меня появились неверное в первый раз в жизни взаимоотношения с девушкой. Они были абсолютно платонические, однако достаточно глубокие. К сожалению один случай положил им конец. У Светы, как ее звали, отец сильно пил. И вот однажды он пошел пьяным провожать кого-то на вокзал и его словила милиция. Я и С. полночи провел в отделении казахской милиции на вокзале, умоляя ментов выпустить вдрызь пьяного мужика. Его выпустили. Мы увезли его в город, и когда уже были на пути домой, мы проходили мимо дома родной сестры С. К моему удивлению С. не предложила занести отца к сестре. Более того, она сказала что она будет ночевать у сестры и просто ушла, оставив меня на улице с не стоящим на ногах и даже уже не открывающим глаза мужиком! Я его с трудом дотащил до его квартиры. Никогда не забуду ту зимнюю опять же чертовски холодную ночь, когда я уже волоком за ноги тащил его по снегу. На следующий же день я разорвал всякое общение с С.
Через некоторое время ко мне приехала моя мать. Я попросил ее помочь мне с оформлением «академического отпуска» длиной в один год, что она и сделала, устроив поток слез в кабинете ректора. Я был настолько измотан что уже попросту был не в состоянии находиться в Байконуре. По истечении года я должен был вернуться обратно на учебу.
